|
И. Есаулов
ВЕЛИКОЕ В МАЛОМ:
АБРАМ РЕЙТБЛАТ КАК
БИБЛИОГРАФ И НИЛУСОВЕД
На некоторых (впрочем,
совершенно очевидных) особенностях идеологии библиографического
раздела Рейтблата в НЛО я уже останавливался (см.: http://www.jesaulov.narod.ru/Code/articles_gudkov.html). Совершенно подобно тому как в советский период отечественной истории
родственные этому изданию гуманитарии были особо озабочены сугубым
разоблачением «буржуазных фальсификаций» нашей
марксистской науки (первым делом навешивая своим оппонентам
те или иные идеологические ярлыки), в данном издании – наряду
с серьезными и интересными публикациями – весьма часто приходится
сталкиваться с одним и тем же многократно повторяющимся «фокусом»:
собственные интерпретации
тех или иных гуманитарных проблем подавать в качестве собственно (т.е. единственно) научных вообще. К сожалению, этот вполне
невинный «фокус» («вытолкать» инакомыслящих за пределы (своей)
науки (а заодно и за пределы академических институций), словно
бы давно уже «приватизированной» этим «своим» направлением,
в советской России широко практиковавшийся, начиная с двадцатых
годов ХХ в.), практически всегда дополняется той или иной дискредитацией
любого серьезного
оппонента (характерным примером является отношение НЛО к наследию
М.М. Бахтина).
Отрадно
заметить, что журнал делом доказывает
адекватность нашего прошлого
анализа неуклонным следованием
генеральной линии (своей) партии. Новым подтверждением является «обзор»
того же Рейтблата (сам он полагает, что это «академический обзор»), посвященный С.А. Нилусу (см. НЛО. 2006. № 78). Рейтблат-нилусовед
ранее был мне (а также, по-видимому, не только мне) неизвестен. Его нынешнее
увлечение церковным писателем я комментировать не буду. Предположу лишь, что Рейтблат, особенно судя по нескрываемой симпатии его самого
и его отдела к православным авторам, ни в коем случае не может быть заподозрен в необъективности (нынешний его «обзор» авторов,
которые в прошлую - дорейтблатовскую - эпоху писали о
Нилусе и доказывает его совершенную толерантность к
чужим мнениям и полное отсутствие всякой предвзятости). По-видимому, его
нейтральный стиль доказывает, что я ошибался ранее, когда писал о той или иной
аксиологии, явно или скрыто присутствующей в литературоведческих трудах: в нилусоведении Рейтблата нет ни грана собственно рейтблатовской
аксиологии: его пером водит сама НАУКА. Поэтому в конце своего «обзора» Рейтблат вместо прежних «ненаучных» опусов скромно
предлагает СЕБЯ в качестве нилусоведа (автора НАУЧНОЙ
статьи о Нилусе: см. абзац первый). Именно Рейтблат только и может написать о Нилусе
(как раз о Нилусе) совершенно ОБЪЕКТИВНО.
Поэтому
у меня, собственно, только одна претензия к автору (не как к «правильному»,
долгожданному нилусоведу, а как библиографу). Возвращаясь
к старой истории с исключением статьи о Нилусе из
словаря «Русские писатели. 1800-1917» (т. 4), он пишет: «… радикалы из “патриотическо”-антисемитского лагеря, как, впрочем, и из “антиантисемитского”, не обремененные знанием “традиционной
литературной этики” либо демонстративно пренебрегающие ею, сразу же после
выхода соответствующего тома словаря выступили с разного рода измышлениями и
инсинуациями по данному поводу».
Проблема в
том, что затем в качестве одного из примеров «радикалов из “патриотически”-антисемитского
лагеря, как, впрочем, и из “антиантисемитского”…» приводится
моя собственная статья, опубликованная еще в 1998 г. в четвертом номере журнала
«Москва». Поскольку на самом деле эта
приводимая Рейтблатом статья посвящена вовсе не Нилусу, а И.В. Киреевскому, полностью процитирую собственную
СНОСКУ из этой работы, где только и затрагивается интересующий и Рейтблата вопрос:
«Одним из
многих примеров идеологической ангажированности, не имеющей ничего общего с
научной беспристрастностью, является недавняя история с несостоявшейся
публикацией в 4 томе словаря "Русские писатели" специально заказанной
для данного издания статьи о С.А. Нилусе, в которой
как бы заведомо реакционный автор представлен - вполне в соответствии с
"объективистским" в целом подходом этого уважаемого издания - не
только публикатором "Протоколов...", но и заслуживающим внимания
русским церковным писателем-мистиком. Известно, что наиболее
"продвинутые" нынешние постсоветские "образованцы"
с необыкновенной (и даже с неприличной) быстротой отбросили коммунистическую
фразеологию (так, они разом перестали
громогласно требовать немедленного возвращения к "ленинским нормам
жизни"). Особенно быстро "перестроились" как раз те, для которых
марксистско-ленинская схематика была весьма удобной идеологической дубинкой для
подавления научного инакомыслия. Однако наш пример иллюстрирует очевидную условность такого рода идеологических перекрашиваний. Так, никого из
могущественных "запретителей" статьи о С.А.Нилусе отнюдь не тронула антиреволюционная позиция
русского писателя, равно как и то обстоятельство, что во время красного террора
владельцы его книги "Великое в малом" расстреливались на месте, а
затем шли по "расстрельным" статьям Уголовного кодекса. Дело в том,
что средоточием системы ценностей наиболее влиятельных ныне "образованцев" продолжает оставаться какое-то
иррациональное (если не сказать мистическое) и, вместе с тем, чрезвычайно
агрессивное неприятие православия как такового. Поэтому те русские писатели,
которые открыто отстаивали христианские первоосновы русского бытия, до сих пор
в этих кругах имеют репутацию реакционных. Русская Катастрофа ХХ века для
данных кругов отнюдь не является сколько-нибудь
серьезным основанием для переоценки наследия именно этих писателей -
даже в эпоху как будто бы полной "смены вех"».
Как нетрудно
заметить, в данной СНОСКЕ (Рейтблат умалчивает, что это
именно сноска) у меня нет НИ ЕДИНОГО СЛОВА ни о «семитах», ни об «антисемитах».
«Лагерное» сознание Рейтблата (уже и нет «лагеря
социализма», а иначе, не по-лагерному, мыслить автор
уже не может) таково, что «хвалимым» должен быть человек «его» лагеря; тот же кто вне этого лагеря (пусть он нынче и называется по-другому), тот
обязательно «должен быть мертв и хулим». Однако в моем фрагменте речь идет о
совершенно иной проблеме: о той самой идеологической
ангажированности, преодолевать которую я не собираюсь призывать Рейтблата в силу совершенной бесполезности подобных
призывов. Мне бы только хотелось знать, зачем все-таки ему потребовалось столь
грубо и бесцеремонно, по-шулерски, подменять предмет?
Ведь облыжные ярлыки, которые он
приклеивает, цитируя мою работу, посвященную СОВЕРШЕННО ИНОМУ ПРЕДМЕТУ, где
обсуждается СОВЕРШЕННО НЕ ТА ТЕМА, которая так остро занимает Рейтблата, эти ярлыки не только нарушают «традиционную
научную этику» (о которой фарисейски так беспокоится Рейтблат).
В нормальном гражданском обществе
за подобную
намеренную ложь, помимо прочего, лжецу пришлось бы отвечать в суде (если бы лжец
не захотел извиниться во вверенном ему издании).
Намеренно ли
подтасовывает предмет своего рассмотрения Рейтблат,
либо он это делает просто по «моральной неопрятности», поскольку его отдел и он сам зачастую как раз и занимается «не
наукой, а пропагандой и идеологическим “обеспечением” соответствующих
политических движений»? Прошу прощения у
отечественного читателя за до боли знакомый грозный и словно подмигивающий кому следует «советский стиль» полемики, однако, увы, это не мой стиль: я просто процитировал именно «обзор» нашего «нилусоведа» в штатском. С такой рейтблатовской
«научностью» и с такой культурой
полемики мы, несомненно, далеко шагнем в литературоведении, о «кризисном
состоянии» которого вновь так фарисейски печалится Рейтблат…
Однако на
заданный мною риторический вопрос ответить поможет как раз библиография (основная специальность нашего нилусоведа).
Он процитировал заголовок моей статьи
(«Мы поверили бы французу и немцу…»), но совершенно намеренно (я бы сказал библиографически непрофессионально) не только не
отмечает, что на самом деле он ссылается на мою сноску, но и опускает мой подзаголовок
(«И.В.Киреевский о христианских основаниях русского национального сознания и
современная наука»). Между тем, здесь же
им цитируется другая работа, где все на месте – и заголовок и подзаголовок. Я
совсем не хочу сказать, что рейтблатовская – почти
постмодернистская - библиографическая
игра со сносками объясняется его индивидуальной непереносимостью «христианских
оснований русского национального сознания». Хотя ученому (повторюсь, ученому, а не тому, кто занимается «не
наукой, а пропагандой…») , я полагаю, неловко было бы быть уличенным в столь
мелких (если не сказать мелочных) библиографических подтасовках. В нашем же
случае Рейтблат, библиографически подгоняя мою работу, посвященную вовсе не о Нилусу,
а И.В. Киреевскому, к измышленной им «враждебной» идеологии не
его «лагеря», для того и «прячет» ее подзаголовок, чтобы неискушенный читатель, привлеченный «странным»
названием (моей цитатой из И.В. Киреевского), не догадался бы о столь вопиющей подмене предмета.
А ведь что
мешает тому же Рейтблату, не прибегая к
советско-постсоветским библиографическим подтасовкам, отозваться по существу той проблемы, которая и была мною затронута в столь
взволновавшей биографа и нилусоведа сноске? Вместо
того, например, чтобы (именно в том
же 1998 г.) вдруг
помещать в своем разделе под видом рецензии Л. Гудкова классический донос на автора книги («Категория соборности в русской
литературе»), вышедшей тремя (!) годами ранее. Донос, который апеллирует к «начальству» (вплоть до
указания места работы автора книги). Все-таки существует, по-видимому, какая-то
любопытная связь между живым интересом Рейтблата к
деятельности Фаддея Булгарина
и его собственной «моральной неопрятностью». Нет, подобные
советско-постсоветские штучки характерны именно для нашего журнализма.
Вписывать их в благородное противостояние «западничества» и
«славянофильства» решительно невозможно: на самом деле речь идет о своего рода недостойном «восточничестве»,
которое, конечно же, имеет собственную
традицию. К собственно западной высокой
университетской культуре – с ее подчеркнутым уважанием
к иному мнению - эти штучки Рейтблата также не имеют никакого отношения. Речь идет о
каком-то специфическом хамстве,
представление о котором вполне можно получить, «академически обозревая»
рецензии журнала, посвященные книгам авторов, придерживающихся не тех научных направлений. Не могу,
например, забыть возмущения своих университетских коллег после публикации пасквиля (иначе не скажешь) на последнюю книгу покойного В.А. Грехнёва. Мы имеем дело с таким градусом неуважения к чужому, которое, по словам
Мандельштама, «Наглей комсомольской ячейки / И вузовской песни наглей». Хотя, по-видимому, ближайшим образом
это агрессивное неприятие инакомыслия вышло именно из тех «комсомольских» и
иных «ячеек» двадцатых и тридцатых годов,
в которых «чистили» свои ряды с таким же рвением, с каким отдел Рейтблата «зачищает» поле для «своей» науки.
Интеллектуальное
мошенничество, которое даже «в малом», без особой нужды, позволяет себе
библиограф и начинающий нилусовед, поневоле
настораживает и заставляет усомниться в том, что подобного же, но уже иного
масштаба, мошенничества он не допускает и «в великом», «обозревая» Нилуса.
|
