|
Целостность художественная* - многоуровневое единство
литературного произведения, несводимое к "сумме" составляющих
его элементов и неразложимое на них без остатка, зафиксированное
в тексте и обладающее собственным художественным миром, являющимся
пространством встречи автора, героя и читателя. На каждом своем
уровне Ц.х. проявляет свои свойства существенно по-разному,
что создает значительные трудности в ее аналитическом изучении.
Эти уровни одновременно являются и историческими этапами освоения
Ц.х. Понимание, истолкование, анализ ее свойств в разные исторические
эпохи были качественно различными. В эволюции понятия можно
прочесть глубину самой реальности, им отражаемой.
В основе исходного представления об единстве литературного произведения,
восходящего еще к Платону, было понимание его как вещественной,
материальной данности, подобной другим "вещам", созданным
человеком. По Аристотелю, "целое есть то, что имеет начало,
середину и конец" (Аристотель. Соч. М., 1984. Т.4. С. 653).
Несмотря на очевидную неотождествимость античных, средневековых,
ренессансных концепций Ц.х., в них обнаруживается нечто общее.
Это понимание произведения как конструктивного, а не органического
Ц. Так, для И.Петрици "бытие Ц. составлено из бытия частей";
"всякая из частей составленная Ц. подвержена страсти составленности"
(Петрици И. Рассмотрение платоновской философии и Прокла Диадоха.
М., 1984. С. 144, 142). Аналогия между произведением и организмом
в античности еще не приводила к мысли о родственной зависимости
первого от второго (в отличие от простого изделия). Подобная
интерпретация возникает лишь много веков спустя. Для античности
же быть целым - значит, состоять из определенного набора определенных
частей, следующих в определенном порядке. Основным моментом,
создающим то или иное единство конструкции и позволяющее отличить
Ц. от суммы элементов, является в литературном произведении
порядок частей. Нарушение этой упорядоченности приводит к распаду
целого, сама же возможность произвольных комбинаций элементов
говорит об отсутствии Ц.х. Платон, анализируя одну из эпитафий,
отказывает этому тексту в Ц. на том основании, что "тут
все равно, какой стих читать первым, какой последним" (Платон.
Соч. М., 1970. Т. 2. С.264). Резкая противопоставленность механического
(искусственного) и органического (естественного) единства, свойственная
культуре Нового времени, для античности еще не стала определяющей.
Ц.х. в этом случае не только не связывается с более поздним
представлением о принципиальной неисчерпаемость произведения,
но, напротив, она являет собой нечто противоположное, ограниченное
началом и концом произведения. Это то, что можно сконструировать,
"сделать", искусно соединив необходимые части. Обратная
операция - аналитическое разделение на части ("анализ")
- при таком подходе в принципе не составляет значительных сложностей.
Поскольку произведение составлено из частей, оно на них и разделяется
- целиком и без остатка. Понимание Ц.х. как конструктивного
единства неразрывно связано с особым представлением о единстве
мира: "мир средневекового человека был невелик, понятен
и легко обозрим. Все в этом мире было упорядочено, распределено
по местам. Нигде не было пустых мест и пробелов, но не было
также и ничего ненужного и лишнего" (Бицилли П.М. Салимбене.
Одесса, 1916. С.300).
Однако такая трактовка Ц.х. - это такая "ступень"
в последовательном развитии гуманитарных наук, которая отнюдь
не перечеркивается остальными. Данный подход актуализирует очень
важный уровень произведения - максимальное единство его текста.
Этим объясняется его многовековое существование, вплоть до современности.
Будучи значительно углубленным, такое представление о литературном
произведении, обогащенное современными научными достижениями,
явилось фундаментом концепций, выдвигаемых сторонниками "лингвистики
текста" и приверженцами структурно-семиотического подхода
к изучению произведения. Сама акцентуация внимания именно к
тексту есть не что иное, как дальнейшее освоение "внешнего
материального произведения" (Бахтин М.М. Вопросы литературы
и эстетики. М., 1975. С.6-71). Представители этих направлений
настаивают на принципиальной познаваемости литературного единства,
и это резко отличает их от исследователей, считающих, что Ц.х.
всегда ускользает от аналитического истолкования (П.В.Палиевский).
Но при этом конструктивное единство текста, составляющее лишь
один из уровней подлинной Ц.х. произведения, зачастую абсолютизируется.
С другой стороны, уже то, что было сделано классической немецкой
эстетикой в осмыслении Ц.х., не позволяет сводить эту категорию
лишь к одному из ее уровней. На новом этапе осмысления органичность
Ц.х. отчетливо противопоставлялась искусственности. Взгляд на
художественное произведение как органическое Ц. означает в системе
шеллингианской эстетики как теснейшую взаимосвязь всех частей
произведения, несоизмеримую с соподчиненностью частей сколь
угодно сложной конструкции, так и идею бесконечности, неисчерпаемости
произведения. Уточняется и древняя аналогия произведения и организма:
Ц.х. осознается как духовная органичность (И.-В.Гете), подобная
личности. Классическая немецкая эстетика позволяет сделать вывод,
что в единстве произведения проявляется единство личности автора-творца,
создающего особый внутренний мир произведения, причем этот "мир"
резко отличается от дорефлексивной Ц. организма. Подход к изучению
Ц. со стороны ее духовно-органического аспекта позволяет не
отождествлять художественную реальность с рельностью исторических
и биографических событий. С его помощью становится возможным
изучать те законы, по которым существует "маленькая вселенная"
(А.Мерзляков), - с тем, чтобы постичь авторское видение мира,
породившее эти законы. Недостаточность же такого подхода состоит
в чрезмерной порой субъективности воображения, будто бы неотделимой
от идеи Ц.х., а также в неопределенности отношений между поэтическим
"гетерокосмосом" (А.Баумгартен) и читателем. В отечественном
литературоведении интерес к этой проблематике возродил Д.С.Лихачев
своей работой ""Внутренний мир литературного произведения".
Ряд исследователей резко разграничивают понятия литературное
произведение и поэтическая реальность (В.В.Федоров), тогда как
другие (М.М.Гиршман) склонны к их сближению.
Существует еще один уровень Ц. - интерсубъективный, освоение
которого составляет позднейший этап осмысления этой категории
и связано с углубленным изучением таких понятий, как "автор",
"читатель", "произведение" (не сводимое
ни к "тексту", ни к "поэтическому миру").
Биологическая Ц. естественного организма вовсе не требует для
своего функционирования (жизни) включения в себя субъекта-наблюдателя
(например, ученого-биолога). Ц. же художественного произведения
не "живая" (органическая), как это полагают некоторые
современные приверженцы аналогии произведения и организма, а
"оживающая" - при взаимодействии с реципиентом (читателем,
исследователем). "Естественная" Ц. самодостаточна,
реальный мир - в той или иной форме - живет всегда; художественный
"мир", чтобы "ожить", требует взгляда на
себя и зависит от этого взгляда и этого восприятия. Художественный
"мир" существует не вне и помимо нас, подобно органической
Ц., а в нас и для нас, но не субъективно-психологически, а в
качестве интерсубъективной реальности. Тот или иной "гетерокосмос",
творимый автором, достоянием читателя становится не иначе, как
будучи воплощенным в определенном знаковом образовании - тексте.
Дух автора-демиурга, чтобы "воскреснуть" в сознании
читателя-реципиента, должен вначале воплотиться посредством
растворения в индивидуально-неповторимом "теле" текста.
Литературное произведение, созданное автором, уже не зависит
от создателя, затвердев в тексте, но явлением культуры оно становится
только благодаря контакту с читателем. Активность воспринимающего
субъекта и является одним из важнейших условий функционирования
Ц.х. Самый существенный момент этого интерсубъективного уровня
Ц. составляет духовная встреча автора и читателя. Для того,
чтобы текст для читателя "заговорил", превратился
в картину воображения, вовсе не обязательно осознавать за ним
незримо присутствующее сознание другой личности - его автора.
Но не приобщившись к миру Другого, не пережив катарсиса читатель
остается в духовном одиночестве, и картина воображения, возникающая
при чтении, остается лишь психологической реальностью его собственного
сознания. Чтобы стать универсумом, "поэтической вселенной"
для читателя Ц.х. должна быть завершена автором посредством
создания текста, но чтобы "жить", функционировать
ей, как и реальному универсуму, требуется некая незавершенность.
Эту незавершенность и реализует читательское сознание, будучи,
вместе с тем, незаместимым моментом Ц.х.
* Авторский вариант словарной статьи, представленной в «Литературную
энциклопедию терминов и понятий» (М., 2001).
|
